Однажды, в конце 1805 года, Аврам Андреевич Боратынский взял с собой из кирсановской усадьбы в губернский город своего сына Евгения, которому в то время минуло пять лет. В письме к жене Александре Федоровне он описывал богатую, ни с чем несравнимую фантазию ребенка, представлявшего незнакомое место под названием «Тамбов», в которое он совершал первое свое путешествие: «Он Тамбов в воображении своем представлял и садом, и зверем или какой-нибудь рекою». Прочитав эти строки, можно улыбнуться наивному детскому неведению, или удивиться необычному мышлению будущего поэта, а можно увидеть в его представлениях некое предвидение, действительно заключавшее в себе характерный образ города.

Фото начала ХХ века
Тамбов начала XIX столетия приближался к году своего 200-летия. Утеряв первоначальное значение крепости, защищавшей южные границы государства, он приобрел облик небольшого провинциального городка, мало отличавшегося от многих себе подобных. В центре города, согласно регулярному плану, уже возвели каменные административные и частные здания, но их было немного. А на слободских улицах все так же стояли деревянные дома, по старинке крытые соломой, камышом и дерном, а его главным бедствием являлись пожары.
В Тамбове, расположившемся среди болот, полностью отсутствовали не только «огнегасительные снаряды» и прочие «пожарные инструменты», но и освещение, каменные мостовые, тротуары. Неудивительно, что в дореволюционных «Очерках по истории Тамбовского края» И.И. Дубасова встречаем следующую информацию: «...тамбовское городское управление озабочено было в 1804 году исправлением городских путей сообщения. Долгия и поперечныя улицы весною и осенью были тогда положительно непроездны. На одной из них чуть не затонул архиерей Феофил. Тогда начали делать на этих улицах гати, но все они более или менее скоро потонули в тамбовской вязкой тине».
В противовес бытовой неустроенности, Тамбов славился многообразием продуктов питания и их дешевизной. Местное изобилие обусловливалось плодородием черноземных земель и благоприятным для сельского хозяйства климатом, позволявшим при относительно небольших затратах труда собирать достойные урожаи, успешно разводить скот, птицу и пчел, добывать рыбу. Так, в 1804 году в Тамбове «лучшая говядина стоила... 3 рубля 1/2 копейки фунт, четверть лучшей ржи – 2 рубля 75 копеек, четверть гречихи – 2 рубля, фунт печеного хлеба – копейка, фунт осетрины – 13 копеек, ...фунт зернистой икры – 15 копеек».
Если бытовую неустроенность Тамбова того времени легко соотнести с образом болотистой «реки», а изобилие продуктов – с «садом» в фантазиях маленького Евгения Боратынского, то образ «зверя» можно заподозрить в облике чиновничества, которое в ту пору славилось всемогуществом и произволом.
Несовершенство законодательной системы, низкий культурный уровень чиновничества и его фактическая безнаказанность были главными особенностями, по мнению исследователей, определявшими работу многих губернских администраций в начале XIX столетия.
А.Т. Болотов в своих «Записках» не единожды обращался к теме чиновничьего злоупотребления. Описывая, например, своеобразный характер «директора экономии» и «командира» Богородицкой волости в Тульской губернии Давыдова, он отмечал, что «директор... предпринимал и производил такие дела, которые несообразны были ни с каким благоразумием и которые самые наводили на меня превеликую заботу и опасение, чтоб не претерпеть когда-нибудь и мне чего-нибудь худого за его беспутство и не только весьма худое рачение о наших волостях, но паче и за самое расхищение многого, до них принадлежащего».
Болотов подробно описал основы «пустодомства» Давыдова: «Наиглавнейшее зло проистекало оттого, что расточительному моему командиру и директору… хотелось поживиться чем-нибудь от наших волостей и тем сколько-нибудь поддержать свои финансы...; а потому и изыскивал он как сам, так и по совету прихлебателей и лжедрузей своих, все удобные к тому способы и употреблял всевозможные к тому тайные замыслы и хитрости. Наиглавнейшая цель его устремлена была на волостные деньги, и дабы ему можно было ими транжирить как хотелось, то и преклонил он наместника, чтоб дозволено ему было от обыкновенных доходов, которые велено было ему доставлять в казенную палату для сохранения, отделять некоторую часть на мелочные по волостям расходы и называть экономической суммой, препоручив оную в полную волю и распоряжение. Сих денег накоплялось у нас таки довольно, и с ними он так хозяйствовал, что нередко у меня становились оттого и волосы дыбом... Словом, всем сим денежкам давал он совершенный карачун... Другой предмет для тайных покушений его был наш волостной хлеб, собираемый уже из давних лет в наш большой и просторный каменный магазин. При вступлении его был он весь наполнен хлебом... И как над сим имел он полную власть и мог распоряжаться им, как ему хотелось, то истинно изобразить нельзя, чего-чего он с ним не предпринимал. Он не только хватал сам оного по нескольку сот и тысяч четвертей, под видом будто займа и продажи, но раздавал и друзьям и знакомым своим по нескольку сот и тысяч четвертей взаимообразно, и на большую часть таким, от которых никакой не было надежды к получению оного обратно».
Для тамбовских наместников и губернаторов наживаться на покупке муки по низким ценам, по-видимому, тоже было делом вполне естественным, поскольку Г.Р. Державин, несколько лет являвшийся главой Тамбовского наместничества, при написании «Записок» ставил себе в заслугу тот факт, что он не воспользовался возможностью получить в Тамбове «левый» доход. Он писал о себе в третьем лице: «Купил по препоручению императрицы для запасного петербургского хлебного магазина муки около 100000 кулей, который обошелся с поставкою дешевле провиантского ведомства 115 копейками, из чего видно, что он [Державин] бы мог положить себе в карман без всякой опасности до 100000 рублей».

Фото начала ХХ века
Тамбов начала XIX столетия приближался к году своего 200-летия. Утеряв первоначальное значение крепости, защищавшей южные границы государства, он приобрел облик небольшого провинциального городка, мало отличавшегося от многих себе подобных. В центре города, согласно регулярному плану, уже возвели каменные административные и частные здания, но их было немного. А на слободских улицах все так же стояли деревянные дома, по старинке крытые соломой, камышом и дерном, а его главным бедствием являлись пожары.
В Тамбове, расположившемся среди болот, полностью отсутствовали не только «огнегасительные снаряды» и прочие «пожарные инструменты», но и освещение, каменные мостовые, тротуары. Неудивительно, что в дореволюционных «Очерках по истории Тамбовского края» И.И. Дубасова встречаем следующую информацию: «...тамбовское городское управление озабочено было в 1804 году исправлением городских путей сообщения. Долгия и поперечныя улицы весною и осенью были тогда положительно непроездны. На одной из них чуть не затонул архиерей Феофил. Тогда начали делать на этих улицах гати, но все они более или менее скоро потонули в тамбовской вязкой тине».
В противовес бытовой неустроенности, Тамбов славился многообразием продуктов питания и их дешевизной. Местное изобилие обусловливалось плодородием черноземных земель и благоприятным для сельского хозяйства климатом, позволявшим при относительно небольших затратах труда собирать достойные урожаи, успешно разводить скот, птицу и пчел, добывать рыбу. Так, в 1804 году в Тамбове «лучшая говядина стоила... 3 рубля 1/2 копейки фунт, четверть лучшей ржи – 2 рубля 75 копеек, четверть гречихи – 2 рубля, фунт печеного хлеба – копейка, фунт осетрины – 13 копеек, ...фунт зернистой икры – 15 копеек».
Если бытовую неустроенность Тамбова того времени легко соотнести с образом болотистой «реки», а изобилие продуктов – с «садом» в фантазиях маленького Евгения Боратынского, то образ «зверя» можно заподозрить в облике чиновничества, которое в ту пору славилось всемогуществом и произволом.
Несовершенство законодательной системы, низкий культурный уровень чиновничества и его фактическая безнаказанность были главными особенностями, по мнению исследователей, определявшими работу многих губернских администраций в начале XIX столетия.
А.Т. Болотов в своих «Записках» не единожды обращался к теме чиновничьего злоупотребления. Описывая, например, своеобразный характер «директора экономии» и «командира» Богородицкой волости в Тульской губернии Давыдова, он отмечал, что «директор... предпринимал и производил такие дела, которые несообразны были ни с каким благоразумием и которые самые наводили на меня превеликую заботу и опасение, чтоб не претерпеть когда-нибудь и мне чего-нибудь худого за его беспутство и не только весьма худое рачение о наших волостях, но паче и за самое расхищение многого, до них принадлежащего».
Болотов подробно описал основы «пустодомства» Давыдова: «Наиглавнейшее зло проистекало оттого, что расточительному моему командиру и директору… хотелось поживиться чем-нибудь от наших волостей и тем сколько-нибудь поддержать свои финансы...; а потому и изыскивал он как сам, так и по совету прихлебателей и лжедрузей своих, все удобные к тому способы и употреблял всевозможные к тому тайные замыслы и хитрости. Наиглавнейшая цель его устремлена была на волостные деньги, и дабы ему можно было ими транжирить как хотелось, то и преклонил он наместника, чтоб дозволено ему было от обыкновенных доходов, которые велено было ему доставлять в казенную палату для сохранения, отделять некоторую часть на мелочные по волостям расходы и называть экономической суммой, препоручив оную в полную волю и распоряжение. Сих денег накоплялось у нас таки довольно, и с ними он так хозяйствовал, что нередко у меня становились оттого и волосы дыбом... Словом, всем сим денежкам давал он совершенный карачун... Другой предмет для тайных покушений его был наш волостной хлеб, собираемый уже из давних лет в наш большой и просторный каменный магазин. При вступлении его был он весь наполнен хлебом... И как над сим имел он полную власть и мог распоряжаться им, как ему хотелось, то истинно изобразить нельзя, чего-чего он с ним не предпринимал. Он не только хватал сам оного по нескольку сот и тысяч четвертей, под видом будто займа и продажи, но раздавал и друзьям и знакомым своим по нескольку сот и тысяч четвертей взаимообразно, и на большую часть таким, от которых никакой не было надежды к получению оного обратно».
Для тамбовских наместников и губернаторов наживаться на покупке муки по низким ценам, по-видимому, тоже было делом вполне естественным, поскольку Г.Р. Державин, несколько лет являвшийся главой Тамбовского наместничества, при написании «Записок» ставил себе в заслугу тот факт, что он не воспользовался возможностью получить в Тамбове «левый» доход. Он писал о себе в третьем лице: «Купил по препоручению императрицы для запасного петербургского хлебного магазина муки около 100000 кулей, который обошелся с поставкою дешевле провиантского ведомства 115 копейками, из чего видно, что он [Державин] бы мог положить себе в карман без всякой опасности до 100000 рублей».