
В Алексин из Москвы ехать меньше трех часов. Садишься в маршрутку на бульваре Дмитрия Донского и едешь… до какой-то будки в закоулках Южного Бутово. Будка называется «Автостанция». Мы к ней подкатили, и шофер нас всех отправил покупать билеты, которые без паспорта, кстати, не продают. Ну, с паспортом – так с паспортом. Я не один десяток лет прожил на границе Московской и Тульской областей и множество раз переходил ее без документов. Пешком, за грибами, на велосипеде, на лыжах, на легковом автомобиле… вот только перелетать не приходилось. Теперь еще и
- Ты почему же не пошел за билетом? - строго спросил его шофер.
- Паспорта нет, - честно отвечал мужчина.
- А другой какой-нибудь документ есть? – не унимался шофер.
- Триста рублей, - сказал мужчина и протянул три сторублевки шоферу.
Тот вполне удовлетворился этим трехстраничным документом, быстро сунул его в карман, чтобы дома перечитать повнимательнее, и мы поехали по направлению к границе.
- У нас только по пропускам. Хотя можно пройти и так, – вывалилось из какого-то, заросшего паутиной, уголка памяти.
Алексин, как известно, находится в Тульской губернии. Ну, чем, спрашивается, может быть знаменит город в местах, где даже дети стреляют из рогаток, сконструированных под винтовочный или пистолетный патрон? Впрочем, алексинцы известные мастера не по части ружей, а по части зелья. Не в смысле табачного или бутылочного, а в смысле пороха в пороховницах. Еще с незапамятных времен здесь производили несколько совершенно уникальных сортов пороха, которых даже и сами китайцы не смогли придумать. К примеру, производили в середине восемнадцатого века легкий светлый порох. В очень малых количествах, буквально золотник на пуд, его добавляли в нюхательный табак. Вдохнешь понюшку такой смеси… Никакого членовредительства, Боже упаси, но такие чувствительные по всему телу… Нет, иначе, чем микрооргазмы это не назовешь. Купеческие жены очень им увлекались. Нанюхаются, бывало, до полного телесного изнеможения. И потом всю ночь спят, как убитые. Или взять другой сорт… Вот только брать теперь неоткуда – кончился алексинский порох. Пороховница в виде химического комбината осталась, а пороха там, если поскрести по сусекам да помести по амбарам, то на колобок, конечно, набрать можно… Пробовали на пустующих площадях разводить осетровых – не пошло. То есть, осетры разводятся, но то ли вкус нехорош, то ли народ так объелся осетрины, что смотреть на нее не может… Правда, выяснилось, что с заряженной в двуствольное ружье горстью такой осетровой икры можно не только утку добыть, но и глухаря, при случае.
Кстати, о рыбе. В одном из залов алексинского музея, который, как и весь музей, вся улица и весь город, стоит на берегу Оки, устроена экспозиция, живописующая быт рыбацких артелей позапрошлого века. Так вот – ячейка рыболовной сети там размером десять на десять сантиметров. Ячейки нынешних сетей… Эх, да что там говорить… Одно слово – нанотехнологии, будь они неладны.
Но вода в реке, как говорят местные жители, стала чище. Раньше, к примеру, один молокозавод такое синее и черное сливал – все прибрежные камни были осклизлыми, а теперь хлебозавод тоже загнулся. Понятное дело, что виноваты москвичи. Скупили завод на корню и на корню же извели. И ведь не просто лишили людей хлеба насущного – лишили настоящих алексинских пряников. Сейчас о вкусе этих пряников можно судить только по рассказам старожилов, да в музее, в витрине, выставлена пустая картонная коробка. Неверно думать, что алексинский пряник младший брат тульского, только заболел в детстве, подхватив где-то плесень, и умер молодым от острого абсцесса плодово-ягодной начинки. Нет, алексинский пряник обладал своим, неповторимым вкусом, который только и сохранился в рассказах старожилов, да в музее, в витрине, выставлена пустая картонная коробка.
Кстати, о музейной витрине. В соседней лежит цепь последнего городского головы Георгия Михайловича Золотарева.
Но не все так плохо, как хотелось бы. Взять, к примеру, завод запорной арматуры – такие вентили делает, что закачаешься. Огромные, выше человеческого роста, вентили для трубопроводов. Так что закачаешься в том смысле, что качать нам эту нефть – не перекачать. Хотя… почему нам. Мы вообще стоим с другой стороны забора. Им конечно. Тем, кто рядом с трубой. Поговаривают, что был недавно большой заказ из Москвы на такие вентили. И не просто, а именные. На каждом полированная табличка с гравировкой. Само собой, огромные краны не для всех. Таких всего-то один или два. Остальным поменьше, а кто и маленькими, размером с кухонные, обойдется. Ох, и любят они там, наверху, этими краниками мериться…
Кстати, о краниках. Когда музей ремонтировали кто-то взял, да и перекрыл краник из которого шло финансирование. Рабочие как покрасили треть фасада, так и плюнули. Без зарплаты кому охота красить. Хорошо, хоть начали красить со двора, а не с парадного входа. Да и внутри, в залах… Денег не хватило на освещение. Потолки там высокие – все же бывшая купеческая усадьба, а не хрущоба. В некоторых залах поднимешь глаза кверху, а там, в тех местах, где не протекает крыша, все белое, точно живот без пупка – не то, что люстры, но и простой лампочки на проводе не висит. Еще и осень подкрадывается, а за ней зима как всегда внезапно как наступит! Темнеть будет рано. Думали обойдется, думали пусть осень, пусть даже зима, раз без нее нельзя, но уж с темнотой-то как-нибудь можно повременить пока с деньгами…а оно вона как…
Уже выходя из музея, сфотографировал макет местного динозавра. Мелкого, размером с теленка и зеленого, как кузнечик. Из личных вещей, принадлежавших динозавру, сохранилось только яйцо. Да и то окаменевшее. Сам ли он снес его или ему подбросили – экскурсовод не знал. В отполированном яйце отражалась электрическая лампа. – С ним связано местное поверье. Даже два, - сказал экскурсовод. – Говорят, если потереть яйцо… или просто подержаться двумя руками… еще не было случая, чтобы не помогло.
Пока я ходил по музею, на улице Советской, на которой он и стоит, закончился праздник под названием «День флага». Ветер гонял по тротуару разноцветный бумажный мусор, торговки упаковывали свой товар, среди которого я углядел сувенирные подковы, с приклеенными к ним для верности крошечными образами Богоматери, со стола с самоваром убирали коробки с чаем «Бодрость» в пакетиках, связки каменных баранок и какая-то старуха монотонно повторяла своему старику:
- Ты, когда клюкнешь, так уже заткнись, а то потом я людям в глаза смотреть заткнись, когда клюкнешь так уже…
В кассе автовокзала, когда я протянул вместе с деньгами паспорт, сильно удивились. Отродясь они не слыхали, чтобы билет до Москвы надо было брать с паспортом.



Вот это мелкое в центре, под номером 15 - раковины каури. Их древние вятичи пользовали в качестве денег. Привозили их в Тульскую область аж из Океании. Наценка на эти раковины была такая, что многие вятичи не имели средств, чтоб приобрести такие деньги. Так что многие не парились и жили натуральным обменом.

Вот такие вентили делают в Алексине.

Под номером 46 устройство, при помощи которого отливали пули. Так и называлось - пулелейка.






Коробка из-под алексинского пряника. Название музейщики специально загораживают печеньем. Кому надо - тот знает. А то был случай, когда приехавший туляк чуть не устроил акт вандализма над коробкой.

Когда тридцать лет назад организовали музей на этом мотоцикле приехал какой-то местный житель. Привез его в подарок. Почти такой же я видел в музее Малоярославца. И с таким же послужным списком почти в полсотни лет.

Это наконечник стрелы вятичей с двумя режущими кромками. Такую стрелу пускали в лошадь. Она перерезала нужное сухожилие и боевой конь падал как подкошенный. А теперь достаточно телефонного звонка в голову и уже никто ни куда не скачет.